Милая Ниночка
и ребятки! В первых строках посылаю
сердечный привет тебе и ребяткам и нежно
нежно целую, желаю Вам успеха в жизни
и главное — здоровья. У меня ни в чём
изменений нет, что и хорошо. Ниночка
когда ты получишь это письмо, то будет
год нашей разлуки. А годовщина или другой
большой или меньший отрезок времени с
момента совершившегося какого-либо
события заведено у народа отмечать.
Если событие радостное — радуются, если
событие печальное — печалью и отмечают.
В годовщину со дня нашей разлуки, когда
я простился с тобою и детками и был
призван участвовать в больших делах —
особенно хочется быть снова с тобою
милая Ниночка и ребятками мысленно
обнимать целовать вас и хотя бы письменно
говорить. Прошлый год в эти дни почти 4
дня мы были вместе и врозь. Но были лишены
быть вместе, а так ненадолго встречались,
прощались, спешили не опоздать — чтобы
разлучиться. Тяжёлый год разлуки с вами
— прошёл всё же быстро. Каким он страшным
казался и как пугал своей неизвестностью.
Для меня он очень тяжёл был в первые
месяцы, тяжело с занятиями, ожидал
переезда, оторванность от семьи (ведь
так редко приходилось получать письма),
громаднейшая забота о вас, беспомощность
моя в оказании вам материальной и
моральной поддержки. Потом скитания по
разным здесь местам. Жуткая окружающая
среда — идиотов, преступников и проч —
страшно трепало нервы. Но это всё осталось
в 41 году, а с приходом Нового года
по-новому наладилась и жизнь. С средины
декабря я начал «вздыхать полной грудью».
Меня тяготила только шкура — но в это
время с этим можно было мириться. И я
мирился. Я был доволен сложившимися
обстоятельствами. Разве это было плохо?
Почти все «друзья» с кем я встречался
а их я видел много — разъехались в разные
времена. Это ожидало и меня. Но была
уверенность в себе и «какой-то голос»
шептал другое. Мне верилось в то, что
придётся здесь поработать долго. Год
нашей разлуки можно разделить на 2 равных
части первая из них очень тяжёлая для
меня и вторая — если бы не болела ты —
хорошая. За себя я только радовался. Два
уж месяца, как я чувствую себя гражданином.
И я очень не против проработать до
сентября с тем, чтобы дальше продолжать
вместе с тобою строить нашу мирную
жизнь. У меня сложилось мнение, что моя
миссия выполнена. Два месяца впереди —
это переходный период для нашего
вступления в семейную неразлучную
жизнь. Риточке уже 6 лет, Олечка примерная
уже для других хозяйка, только ты Ниночка
непослушная, сама себе не друг и
продолжаешь всё болеть. Вот это наверное
и задерживает ход истории и нашу встречу.
Своим нездоровьем ты обязана исключительно
себе. В этом только твоя вина. Но я
надеюсь, что ты Ниночка будешь «послушной»
и будешь беречь себя и брать пример с
меня. Посылаю Вам свою моментальную
фото — самодельная, несколько неудачный
отпечаток, но может быть этот покажется
роднее. Ниночка если я изменился, то
стал только лучше для тебя и семьи. А
год конечно сказался — многому он меня
научил. Жить и приспосабливаться, что
я раньше не умел. Оказывается что я мало
очень «умел» жить. А вот теперь неволя
заставляет. Конечно не смешай моё
«приспосабливание» с «подлизыванием»
- этому я до сих пор противник и буду
такое мнение иметь всегда — моей
настоящей работой я обязан тому что
узнал жизнь, стал больше требовать,
больше защищать свои права. А раньше
всё же я был ко многому безразличен.
Посылаю привет и крепко целую вас пока.
30.06.1942г.
...Да, дальше
вести диалог было бессмысленно. Это или
шутник или сумасшедший. Но зачем ему
нужны какие-то коды? Я связался с Наташей
и попросил взять на время ноутбук Алекса.
Войти в него оказалось не просто. Доступ
к данным был закрыт паролем. На всякий
случай я написал Джулии, для Алекса.
- Какой пароль
для входа в Ваш ноутбук?
- Rz34eA7-3vW, - пришел
ответ.
- Вы помните
такой сложный пароль?
- Слишком много
ценной информации там хранится.
Пароль, чего я
никак не ожидал, подошел. Значит, это
все-таки Алекс. Но он сошел с ума. Зайдя
в его ноутбук, я сразу понял, что его
хозяин программист, уж больно было все
тут мудрено. Разбираться оказалось
очень сложно. Просидев несколько часов,
я так ничего и не понял. Неожиданно мне
в голову пришла мысль. Я написал Джулии.
- Алекс, а как
войти в вашу игру?
Ответ пришел
не сразу.
- Извините, Олег,
я не могу дать Вам доступ к нашей игре.
Информация строго конфиденциальна.
- Ну тогда я не
дам Вам коды, которые вы просите.
- Ладно, придумаю
что-нибудь другое. Я не могу допустить
в игру никого. Это просто опасно для
моей жизни. Извините.
Я закрыл ноутбук.
Раз Алекс сообщил
пароль от своего ноутбука, то это,
несомненно, он. Только что нам дает такая
информация? Ровным счетом, ничего. По
всей видимости, Алекс не хочет, чтобы
его нашли. Но почему? Может быть, он от
кого-то скрывается? Например, от Наташи.
Но что из этого следует? И как его все-таки
найти? Если это Алекс, настоящий Алекс,
ведет переписку, значит надо его как-то
выманить, как-то переиграть. Для начала,
вероятно, следует отдать ему коды,
которые он запрашивает. Он получит свое,
а мне — лишний повод вступить с ним в
контакт.
- Алекс, а зачем
тебе эти коды?
- Чтобы восстановить
контроль за игрой. И чтобы попытаться
выбраться отсюда, вернуться в реальный
мир.
- Алекс, а кто
такая Джулия?
- Джулия — это
придуманный мною персонаж в игре. Это
красивая молодая женщина. Если ты вышлешь
мне коды, я обязательно вас познакомлю.
- Хорошо, говори,
что за коды и где их искать.
Спустя час я
выслал Алексу информацию, которую он
просил...
Милые Ниночка
и ребятки! На второе твоё письмо от 16.04
я начал писать ответ 2.05 но переделал,
оно оказалось написанным не в том духе.
В моей жизни произошли так неожиданно
большие изменения. 2.05 я закончил свою
службу. Получил воинский билет, а завтра
получу паспорт (и то и другое выписывают
новое). Всё это очень хорошо, о таком
досрочном освобождении я совершенно
не думал — но досадно, что я обязан
работать в том же учреждении в той же
должности, как вольнонаёмный. От
мобилизации в Армию на меня наложена
бронь этой организацией, на срок до
конца года. Я (должен) обязан быть на
службе до конца войны только здесь в
КЭЧ. С оплатой моей работы пока не точно,
сколько, но вероятно около 700. Тебе
вероятно должны выплату пособия
прекратить, но когда об этом будут
сообщать туда я напишу. А может быть
совсем не сообщат. В общем содержать
семью я должен уже сам, хватит заботиться
государству. Так что с начала июня жди
переводы на деньги. Может быть для себя
я подвёл черту под августом поздно,
возможно какими-нибудь правдами-неправдами
поеду и раньше? Но я должен теперь
заработать себе на проезд. Сюда бесплатно,
а обратно домой за свой счёт. Но это всё
допустимо. Очень правильно будет считать,
«что одной ногой уже дома». Большая
половина заботы о «завтрашних»
командировках куда-то к Коле — свалилась.
А я ожидал эту командировку весь апрель...
Бесспорно, что хуже для меня будет со
столом, но проживём. Как наладится моя
жизнь — сообщу. Пока кое-как, всё ещё
ново — а приятно. Начиная с 13.07 — всякие
изменения в жизни у меня были внезапны,
неожиданны. Анализируя жизнь этих 300
дней и сравнивая с жизнью моих же
товарищей — как она различна. В октябре
я оставил всех своих «земляков» с
которыми связал жизнь ещё в вагоне.
Уезжая не ждал лучшего, а ждал просто
перемен. Им не завидовал что они оставались
уже на «обжитом» месте и не досадовал,
что уезжал один. Уехал ночью неожиданно
когда все спали, ни с кем не простился.
Они не узнали куда (им не сказали) я
уехал. Моя жизнь значительно улучшилась
в части питания, а физический труд стал
просто забавой. О жизни проведённой на
работе на лесозаводе в качестве рабочего
— остались не плохие воспоминания.
Нашлись не плохие товарищи, вместе с
ними приехал я уже сюда в декабре. А
здесь оказалось ещё лучше и мне особенно.
Они уехали уже, ещё в феврале писали с
дороги из г. Тюмень. А больше уже я ничего
не получал. А первые, те, земляки тоже
частично уехали... Не плохо прожил с
средины декабря по май. Нормально спал,
кушал, работал, всё в своё время. Правда,
плохо, что не знакома работа строительства
— а это чуть не основное с чем приходилось
иметь дело и на бумаге и в натуре — но
при желании оказывается всё возможно.
Я уже писал, о получении благодарности
по приказу 23.02 получил, к 1.05 имею отличные
и хорошие показатели, и фото с меня,
вывесили на «показ» всему народу на
доску почёта. А теперь главное «досрочное
освобождение». Придётся работать ещё
и ещё лучше. А мог бы «привесить» галстук
одеть хороший костюм и т. п. - но
приходится ограничиваться пока тем же,
а это уже надоело. Рубашке моей (верхней)
уже больше 9 месяцев, а она бумажная и
не весьма прочная... Брюки тоже не важные.
Нужна кепка и т. д. Ты меня знаешь и
вероятно уже вынесла заключение, что
мне не привыкать не иметь выходных
костюмов, и меня это не может расстроить.
Я так и решил: как-нибудь проживу, не
важно, что на локтю заплатка или ещё
где-нибудь. Ниночки нет пилить шею за
плохой костюм. А на базаре «барахла»
очень мало и дорого. Как бы хорошо сейчас
щеголять по Караганде в моих хранящихся
дома костюмах. Который я отправил
посылкой тебе — он бы мог быть выходным
к моему рабочему, что на мне. Но это не
важно. Не место красит человека а человек
место. То же и о костюме. В письме Оле я
пошлю тебе фото «я в верхней одежде».
«Зимнюю форму» с удовольствием сменяю
на фуфайку. Хотя ещё и хорошая, но надоела.
Ниночка надеюсь ты разделяешь мою
радость, но ты не сможешь воспринять
моё самочувствие, ту происшедшую
революцию. Разве можно передать что
чувствуешь и все те изменения «внутри».
Я не ожидал, что это может так ошеломить.
А если прибавить к этому встречу с тобою
и ребятишками? Пожалуй, не долго и до
сумасшествия. Я вчера просто не мог и
как-то не знал что писать... Пиши по тому
же адресу как и раньше (п/я № 54). Шлю
привет из командировки, с отхожих
заработков (от слова отходничество).
Крепко, крепко целую Вас. НК. Эти изменения
— лучше пока не разглашать. Будь пока
«солдаткой». 3.05.1942г.
